Crimson peak

Объявление

жанр, рейтинг, место действия
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua.
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua. Ut enim ad minim veniam, quis nostrud exercitation ullamco laboris nisi ut aliquip ex ea commodo consequat. Duis aute irure dolor in reprehenderit in voluptate velit esse cillum dolore eu fugiat nulla pariatur.
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua. Ut enim ad minim veniam, quis nostrud exercitation ullamco laboris nisi ut aliquip ex ea commodo consequat.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Crimson peak » The house that » For the world's more full of weeping than you can understand


For the world's more full of weeping than you can understand

Сообщений 1 страница 30 из 81

1

[AVA][AVA]http://www.pictureshack.ru/images/21899_Lokid.jpg[/AVA][/AVA]

For the world's more full of weeping than you can understand
http://www.pictureshack.ru/images/29413_tht.png
[The House that & Thor]

     Come away, O human child!
    To the waters and the wild
    With a faery, hand in hand.
    For the world's more full of weeping than you can understand.

участники: Ральф, Слепой, Стервятник, Сфинкс, Табаки... Локи. И Дом, конечно.
время: once upon a time. Для Локи - после первого фильма.
место действия: Дом
предупреждения: возможно жестокое обращение с животными, детьми и взрослыми.

0

2

Ральф прикрыл глаза, откинулся на спинку  стула  и стал медленно считать. Это очень редкое но четкое состояние, пробирающееся под кожу холодными иглами. Кого-то приведут. И не просто в Дом, а к нему. За годы в этом месте Ральф научился чувствовать, как разряжается, а затем накаливается воздух  в его кабинете с каждым шагом того, кто попадет под черное крыло. Дом любил тех, о ком он обязан был заботится. Псы, Крысы и Фазаны, все эти группы других детишек, могли лезть на стены, прятаться за книги, устраивать разборки, но те, кто толкали жизнь Дома, неизменно оказывались в двух группах. Его группах. В которую на этот раз? Несуществующие пальцы заныли,а телефон в кабинете, что уже превратился в его спальню, вдруг вздрогнул и взвыл, разрывая  тишину требовательным звоном. Акула...
Он уже не всегда вспоминал, как зовут воспитателей на самом деле. Как зовут детей по паспорту. Все они превратились в Акул, Душенек, Крестных и Шерифов. Да и сам он растерял свое имя, оставаясь неизменно Р Первым. Но сейчас Ральф не торопился. Почему-то Р Первому не просто хотелось послать директора подальше - ему не хотелось к нему идти. Но телефон надрывался над ухом, призывая, заклиная. Ральф поднял трубку и тут же  опустил, второй рукой шаря  по столу в поисках наушников. Волков. Моя фамилия Волков. Мысленно буркнул он детским амулетам на стенах и и включил на полную мощность старенький плеер, выходя на годами протоптанную тропу в коридоре. Он не хотел сейчас слушать Дом, ведь хотя бы иногда можно пропасть в собственные мысли, хотя бы на три минуты?.
Как с утра набежали тучи,
А теперь светит месяц ясный.
Горько плачет краса-Маруся,
Только это теперь напрасно.
Парень статный, хмельное лето,
Да под осень пришла повестка,
Сколько песен об этом спето,
Нахрена же такая песня?

Хрипло выдавал старый плеер. Что же  означало это нежелание? Ральф привык к тому, что случайных ощущений здесь быть не может. Он и так слишком старый для сказок Дома, слух не тот, нюх другой, так что приходится хвататься за любую подсказку. Р 1 бросил взгляд на стены коридора  и чуть не вздрогнул, черная перчатка потянулась к надписи и тут в него со всей силы врезался один из Логов, мальчишек, что носили слухи со скоростью ветра и задыхались от желания выдавить самыми первыми самую дурацкую новость.
- Ох, простите!
- Смотри, куда идешь. - буркнул, не снимая наушников Ральф.
- Слушайте, что не хотите! - весело крикнул Лог, перекрикнув наушники и нырнул за угол.
Показалось? Ральф обернулся на стену. Исчезло. Вот дьявол. Пальцы упрямо легли на испачканную, изрезанную стену, пытаясь среди витееватых узоров слов выловить то, что точно предназначалось для него.
Звезды светят, девчонка плачет,
А парнишке другое снится:
Автомат, да вагон удачи,
Чтобы бой, чтобы ветер в лица,
Чтобы он да удар пропустит
Не бывало еще ни разу.
Завтра встанет, да песню в зубы,
Мать обнимет, да прыгнет в ГАЗик.

Нашел! Среди разноцветных посланий было одно, выведенное темно-зеленым маркером, практически изумрудным. Маленькая рука писала эту строчку так изящно и так не к месту, что остальные громкие вопли главной газеты Дома практически уничтожили фразу. А может и специально спрятали от ненужных глаз, чтобы в нужное время, в нужном месте...
И вместо прощанья махнув из окна загорелой рукой
Рванется туда, где в дыму и слезах начинается бой,
Где звезды горят вместе с небом, от дыма не видно ни зги,
Где за лесом речка, за речкою фронт, а за фронтом враги.
Ральф все-таки смог прочитать. Враг навсегда остается врагом, не дели с ним хлеб, не зови его в Дом
Даже если пока воздух миром запах,
Он, хотя и спокойный, но все-таки враг. - грустно вторил женский голос в наушниках.
Если он, как и ты, не пропил свою честь,враг не может быть бывшим, он будет и есть. - продолжал читать Ральф
Будь же верен прицел, и не дрогни рука,ты погибнешь, когда пожалеешь врага. - допевал голос.
Дьявольщина! Даже для него это было уже слишком. Ральф отпрыгнул от стены как ошпаренный, правда, тут же оглянулся не заметил ли кто такого маневра воспитателя. Конечно, можно было бы говорить, что просто кто-то тоже слушает такие же песни, но только слишком уж много неприятных совпадений за пару минут, слишком упорно все вокруг вторит ему.. о чем?
Автомат, да вагон удачи,
Только парень опять не весел...
Письма ходят, девчонка плачет
Добавляя куплеты в песню.
Уже год идет наступленье,
И пылают чужие хаты,
Враг бежит, но что интересно,
Что похожи вы с ним как братья.

Ральф вздохнул  и пошел вперед, надо все же подняться в кабинет директора, будь он неладен. Это было ужасное место. До отвратительного казенное, за исключением огромного, просто поражающего воображение огнетушителя, что висел прямо над директором и много лет грозился рухнуть на голову этому пожилому, хитрому и нудному человеку. Но на фоне красного дутого монстра мерк и акула и коричневые стены и зеленое сукно на его столе. Меркли даже новенькие - взгляд не мог задержаться на чем-то ином, кроме как на этом огнетушителе.  Ноги несли Ральфа к этой старенькой двери и королю без власти по коридору мимо Четвертой группы дверей который вырвался с гиканьем Шакал-Табаки, гремя своим Мустангом, коляской, на которой был навьючен маленький блошиный рынок, а в нутре логова Четвртых слышен был  раздосадованный вой Черного. Шумят как обычно. Четвертая группа была самая немногочисленная, самая разношерстная и наиболее опасная. Эти детишки могли уничтожить этот маленький день под риском выпуска за стены Дома. Спалить, убить, усыпать, устроить кровавую бойню. И не надо говорить, что Ральф нагонял краски. Позапрошлый выпуск самоубийц и прошлый с бумажным корабликом, плавающим в крови воспитателя, давали ему полное право так считать. Впрочем, Ральф не демонизировал детей, иначе бы  давно отправил их подальше. За этим риском скрывалась и другая, светлая сторона и Р 1 позволял себя кусать и строить свой мир, потому что для них, ненужных в Наружности, этот выход в другую жизнь был часто единственной дорогой.
Как и ты дрался с пацанами
Со двора, руки разбивая,
Провожали его ребята,
И девчонка его, рыдая,
И обидно, что случай дался б,
Он бы бил бы тебя с лихвою –
Коль однажды врагом назвался,
Будь хотя бы врагом-героем.

Дверь в Четвертую исчезла,  а за ней выпрыгнула другая, темная, ещё одно окно к его воспитанникам. Здесь жила Третья группа, они же Птицы. Только у Четвертых не было общего прозвища, что было показательно. Птицы же.. Они выглядили довольно мирными, только странными. Мрачные и тихие, ряженые в вечный черный траур, Птицы  возглавлялись хромым Папой Стервятником, который в свои 17 выглядел настоящим отцом всех обездоленных, плачущим горькими слезами и поедающим свою жертву с глубочайшим сожалением. Это их удивительная черта, его воспитанников,  выглядеть старше. Кстати, Стервятник.. Ральф, в каком-то смысле, дружил с этим парнем и невольно попытался найти  его, но стремянка, на которой он обычно восседал, оказалась пуста. И вообще никого не было. Только цветы. Бесконечные цветы в их комнате, в память о том,  по кому Птицы носили траур. Он любил цветы.
Ещё один дурной знак. И куда их всей стаей понесло? Но разбираться куда улетели Птицы времени не оставалось и Ральф пошел дальше, уже стараясь не задерживаться ни у тоскливых Псов, лишенных вожака, ни у безумных Крыс, влезающих в очередную свору, не даже рядом с тишайшими Фазанами, старавшимися не видеть ничего, что происходит в Доме. Дети платили ему тем же, особенно не обращая внимания на Р 1, прекрасно зная, что этот взрослый оставит детские разборки на волю детей.
И вместо проклятий ему посвящая живые стихи
Смеешься о том, что не смерть бы, а водку из этой руки.
Дрожит в амбразуре закат, и ухмылка ползет по щекам,
Как славно бы выпить сейчас по сто грамм таким лютым врагам...
Взрослые всегда считались врагами, этакими посланниками из Наружности. Детям платили таким же отношением и два лагеря старались не встречаться друг с другом надолго. Учителя менялись, на своей памяти Ральф мог припомнить уже третью смену, включая директора. И только он, попавший сюда ещё юным выпускником, превратился во что-то непонятное. Слишком чужое и близкое одновременно для всех.  Впрочем, Ральф знал одно - только он мог общаться на равных с Наружностью, отгораживая ее от Дома. Видимо затем и был он нужен этим детям. Защитником и сторожем. Что-то подсказывало Ральфу, что он им останется навсегда.
Это присказка, а не сказка,
На войне горе воет волком.
Слово «лирика» здесь опасно,
Тот, кто ноет, живет не долго.
Дан приказ – он оборонялся
В темноту по тебе стреляя,
По горам ты за ним гонялся
По себе его вычисляя:
Те же жесты, одни привычки,
Боже, может и вправду братья!
Не убить – самому не выжить,
Ох придти, расспросить бы батю...
А в прицеле дрожало небо
Слез не пряча. И бой был долгим.
Жаль, что он тебе другом не был.
Ты сильнее. И слава Богу.

Вот он уже и на этаже директора и других воспитателей. Ральф-то жил с детьми, остальные на такой риск не шли.  Здесь Дом уже был немного не Домом, поступаясь со взрослой жизнью, превращаясь на один коридор во что-то цивильное и даже довольно пристойное. Как ни странно и здесь темную фигуру никто не замечал - воспитатели, кроме Шерифа, конечно, давно привыкли к нелюдимости Ральфа, хотя на самом деле ему просто не нравился тот контингент, что составлял этот набор учителей. В прошлом и позапрошлом выпуске было довольно много хороших преподавателей, но те, что остались на сегодня были сплошь дрянь, пристроившаяся на удобную работу. Всерьез их воспринимать было сложно. Дом, казалось, шел за Ральфом тенью и воспитатель открыл без стука дверь в кабинет Акулы.
И вместо молитв к небесам посылаешь последний патрон –
На память о том, кто был честен и смел, но назвался врагом.
Ну вот и закончилась песня, и в общем, закончился бой.
Ну что же ты грустен, приятель, теперь твоя правда с тобой...

В дверь вошел высокий мужчина лет тридцати пяти, в чистой, хотя и старой форме. Поношенные, но идеально начищенные тяжелые ботинки, черные военные штаны и рубашка делали его похожим скорее на тренера, чем на воспитателя, тем более что Ральф имел привычку закатывать рукава рубашки и носить кожаные перчатки. Последнее были нужны отнюдь не для устрашения - так он скрывал отсутствие двух пальцев на левой руке. Тем не менее взгляд у Ральфа был далеко не дружелюбный для того, кто видел его в первый раз. Тяжелый это был взгляд, как будто кто-то кошкой хотел подцепить твою душу, вынуть да и посмотреть что там на самом деле. Темные короткие волосы не скрывали седые пряди и никаких опознавательных знаков. Ни пряжки какой-нибудь заметной, ни значка, ни жетона, ничего чтобы как-то выделялось среди этой черноты, словно тень ожила, встала в свет и ухмыляется. Таким до сих пор воспринимал Ральфа и директор, тот, кого даже воспитатель звал Акулой. Он так и не рассмотрел ничего под этим темным туманом, как и не замечал, что вместе с воспитателем  словно дохнуло сыростью Леса и в казенный кабинет зашло ещё что-то.. Посмотреть.

- Сколько можно тебя ждать?! Я ведь понял, что ты бросил трубку! Вот уволю тебя, если ещё раз..
- Не уволишь, скоро выпуск. Привет. Что, у нас новенький?
- Ага, забирай его и пристрой к своим. Как мне все это надоело, все  совсем обнаглели.- Акула  поднялся из-за стола, взгляд воспитателя неизменно проследовал к огнетушителю, в немой надежде, но тот гордо висел и Акула, подхватив чемодан бросил Ральфу ключи.
-Я в отпуск, ты за главного, даже не думай две недели мне звонить!

Оппа... Этого Ральф не ожидал. Как не ожидал, что Акула действительно бросит ключи, схватит чемодан и унесется, словно заколдованный в закат. Да что сегодня со всеми происходит. Посмотрев на ключи, Ральф перевел взгляд на новенького и криво усмехнулся.

- И тебе привет. Как тебе наш директор?

Враг навсегда остается врагом,
Не дели с ним хлеб, не зови его в дом,
Даже если пока воздух миром запах,
Он, хотя и спокойный, но все-таки враг.

Если он, как и ты, не пропил свою честь,
Враг не может быть бывшим, он будет и есть.
Будь же верен прицел, и не дрогни рука,
Ты погибнешь, когда пожалеешь врага.

Допев,  плеер выключился, оставляя Ральфа с неприятным чувством того, что происходит какое-то откровенное безумие.

Отредактировано Ralph (2016-06-10 22:04:24)

0

3

- Скучный. На жабу похож,- ответил новичок так же спокойно, как будто бы разговор тянулся уже бог знает сколько времени, и разговор успел порядком поднадоесть. Примерно так, бывает, разговоришься с попутчиком в душном вагоне, когда окно не открыть, поездные батареи жарят так, будто хотят доставить тебя к месту прибытия не иначе как в виде окорока, спать невозможно, курить - задохнешься, и хочется уже выйти из разговора, но последних слов не произносит никто, из дефектной деликатности и нежеланья обидеть собеседника. Своего рода "синдром последнего куска". Вот и у мальчишки, сидящего на кривом стуле, вид был такой, как будто он очень давно ждет, и успел порядком соскучиться, и накачался вдосталь на этом самом стуле, и проглядел до дыр потолок, изучил все названия на корешках книг, выбелил кухню, выполол грядки, посадил под окнами семь розовых кустов, разобрал два мешка фасоли, намолол кофе и познал самое себя. Скучающий был вид, прямо скажем. Не враждебно скучающий, и не вызывающий, типа "я вас тут всех на копье вертел", с каким часто его сверстники попадают в учреждения закрытого типа, а обычный скучающий вид вполне себе живого подростка, которому интереснее было бы почитать книжку или посидеть с удочкой на берегу, накопав червей и перемазавшись от шнурков стареньких кед до кончика носа на острой, подвижной физиономии.
- На жабу... или на одного мужика, который отцовский дом сторожит.

Вообще скорее в нем чувствовалось любопытство, без страха, ненависти и раболепия: появлению нового человека он, вроде бы, даже обрадовался, и сейчас же заерзал на стуле, бесстыдно вытягивая шею и разглядывая изувеченную руку, прикрытую перчаткой. Подвижная физиономия изменилась, и на лице появилась улыбка, слегка насмешливая такая улыбочка, не злорадная, а потаенная, как будто бы в память пришло что-то, какая-то шкода, не раскрытая до сих пор, а потому считающаяся очень удачной.

- Один из моих братьев тоже все время сует руку в рот собаке*,- сообщил он будто бы между прочим; взгляд уже непринужденно блуждал в районе окна.- Считает, что всем покажет, какой он крутой и храбрый. Допрыгается когда-нибудь,- смачно пообещал он, шмыгнув носом.
Еще одна пауза, во время которой мальчишка изменил положение: притянул к груди худые колени, положил на них подбородок, и руками сильно уперся в край стула. Ни да, ни взять - собирается съехать с горки на санках.
- Ты, стало быть, тут за главного?- поинтересовался он, вновь повернувшись к пришедшему, и разглядывая его с некоторым подобием интереса.- Когда тут обед? Я бы слона сожрал вместе с корытом**!

*

*Имеется в виду Тюр, бог воинской храбрости, держащий руку в пасти Фенрира.
**Во время испытания в Утгарде Локи проиграл своему двойнику Логи - персонификация пламени - в поедании мяса. Логи-огонь пожрал целое корыто мяса, и да, корыто тоже.

Отредактировано Loki Laufeyson (2016-06-10 22:04:15)

0

4

Новенький скучал. Скучал так спокойно и привычно,  что Ральф невольно улыбнулся. Он подтянул директорский стул и сел напротив новенького,  посмотрел на свою руку,  пошевелил пальцами и совершенно серьезно выдал.
- Собаки меня не любят, а вот волки очень даже. Один палец мне сьел стервятник,  когда хотел тронуться умом и я посчитал,  что мой палец лучшая жертва, чем предать старую птицу. А второй мне отгрыз волк, когда заигрался и стал похищать людей. Работа у меня такая - за ними следить. Он говорил без бахвальства,  спокойно, словно каждый будний день его проходил в общении со странными зверьми. Что-ж, в этом был еще и ответ на фразы мальчика, построенные так, что обычный взрослый бы напрягся. Воспитатель же и сам мог рассказать пару историй. Но вместо этого он смотрел на мальчика и задумчиво протянул.
- Слон с корытом.. Что-то знакомое. А где твой брат?
Одно можно сказать точно - тебе явно в мои группы. Не бешеный как Псы, не формальный как Фазаны, не отбитый, как Крысы.. Хотя последними может и смог бы заправлять.
-.. Но я тут не главный. Главный - парень по имени Слепой. Ты его сразу узнаешь - вечно в обносках и похож на демона из азиатских фильмов ужасов. А поесть ты опоздал - ужин через пару часов,  могу только конфетами угостить. Будешь?
При упоминании Слепого что-то за спиной Ральфа словно закачалось,  а на старом ламинате проступили следы от шести пар волчьих лап. Следы мокрыми вмятинами отмечали,  что их хозяин прошел по комнате и остановился рядом с Ральфом, не пожходя близко к воспитателю, но и не заходя дальше. Нафталиновый запах комнаты разбавился странным запахом леса после дождя, когда все живое замирает, ожидая продолжится ли ненастье.
А Ральф думал. Думал над песней и об этом мальчике,  чувствуя,  что что-то в нем не так даже для Дома. Вот только друг он или враг было не понятно. Что он хочет, да и хочет ли,  как он уживется с остальными и примут ли его. Все эти вопросы занимали Р Первого...
-Ах да.. Я не представился. Ральф или Черный Ральф, как тебе удобней. - воспитатель достал из кармана пару конфет и сам стал грызть одну из них самым наглым образом.

0

5

Казалось, выбор стервятника новый обитатель Дома вполне одобрил: даже покивал, дескать, так и нужно, негоже порядочной птице-падальщику жрать неизвестно что.. в смысле своих же, равных себе. Рассказ про волка заинтересовал его еще больше: во всяком случае парень явно насторожил уши и даже повернул голову в сторону Ральфа, как если бы собирался что-то спросить - но в конце концов передумал.
Вместо этого решил поиграть в новую игру: ответы на вопросы - если, конечно, это были ответы.
- Брат-то? Не знаю, может, сожрали уже. Но ты не расстраивайся, у меня их - чертова уйма. Если сюда доберутся, от этого места камня на камне не останется,- он снова откинулся на стуле и захихикал, как будто бы мысль о катастрофе доставляла ему странное удовольствие.
На предложение конфеты подросток махнул головой, мол, не девчонка - сладкое трескать; однако же ищущий взгляд продолжал шарить по полкам, словно в поисках съестного. Или чего-нибудь интересного. Его выражение изменилось только однажды, когда удушливая, псевдо-свежая вонь, словно ударом молнии, прорезалась ноткой дикой, лесной влаги. Будто из детский глаз на мгновение попытался выглянуть кто-то другое: радужка полыхнула ведьмовской зеленью, и тут же снова стала наивной и полупрозрачной, как зацветающая вода.

- Черный? Прикооольно,- протянул он с тем восхищением, которое, не задумываясь, выражают при виде дорогой тачки или же новенького телефона. Но интонация прозвучала фальшиво, как будто бы говоривший пытался надеть ее на себя, влезть, как в одежду с чужого плеча.- А почему Черный? Ты убил кого-нибудь? Я - убил,- хвастливо выпятив грудь, доложил он.- И не одного, а много... десять... нет, тридцать... а, может больше. Отца своего убил!- он вновь захихикал, принимаясь раскачиваться на стуле, из-за чего тот немилосердно начал трещать, словно щуплый, на вид даже отощавший подросток весил если не тонну, то килограмм с сотню, не меньше.
Выдав это сногсшибательное признание, он с интересом уставился на Ральфа, как видно, ожидая реакции. Но что-то ему очевидно не нравилось в происходящем, потому что кончик острого носа дернулся, принюхиваясь, а глаза вновь стали настороженными.

Потом вдруг перестал качаться; выпростал и уронил поперек стола тонкую, непропорционально длинную руку, а потом быстро защелкал пальцами, хватая невидимое: "Дай, дай, дай!"

0

6

Ральф превратился в одну большую черную тень, наблюдающую и фиксирующую каждый шаг новенького. Даже темно-карие глаза при таком освещении казались угольными,  поглощающими любое движение. Странно,  что на выпад мальчишки об убийствах он пожал плечами и как-то очень нехорошо усмехнулся. Так смотрит человек,который вспоминает что-то его явно не радущее,но и не ужасающее.
- Видимо, они тебе сильно мешали? Нет, я никого не убивал. Я только воспитываю тех, кто может на такое пойти. Думаю, поэтому тебя ко мне и определили. Но если быть честными... мне не сильно важно, можешь ты кого-то покалечить или нет. Он сунул в рот вторую конфету и захрустел, прислушиваясь к шести парам тихих лап. Вот значит как. От Ральфа не скрылась эта секундная зеленая вспышка в глазах новенького, его интерес к сказкам Дома и настойчивое желание найти что-то интересное. Опасный парень. Практически как Македонский из Четвертой группы, а, может и похуже. Но в это место попадали и не такие, Ральф лишь мысленно больше склонялся к Четвертой, как к месту обитания этого паренька. И...
- В Доме не очень любят придерживатся градации "добро и зло". Мне важно,  чтобы твои поступки не разрушали это место. Но это тебе не только я не дам сделать,  а так же твоим братьям, если их сюда тоже занесет.
Словно в подтверждение слов Ральфа следы растворились,  зато в углу раздался хлопок,  словно кто-то бухнулся на пол. Ральф даже не обернулся и лишь проворчал.
- Ты же ненавидишь кабинет директора.
Тот, кто зашел в комнату перемещался абсолютно незаметно и беззвучно, как умел только один житель дома. Это был парень в драных джинсах и белом свитере,  как всегда босой. Огромные глаза смотрели в пустоту двумя бельмами, а тонкий рот искривился в подобии улыбки. Подобии,  потому что хозяин дивного наряда не умел улыбаться. Волосы у гостя были длинные,  черные и давно не знавшие знакомства с шампунем,  а пальцы слишком длинные для человека и словно жившие в своей жизнью. Тонкие руки распахнулись,  больше для Локи, как бы говоря "на, мне не жалко".
-Ральф Черный, потому что так решил Дом. Здесь у всех настоящие имена. Он мрачный и тяжелый, как черный камень. Но живой, в отличии от других взрослых, поэтому еще и Ральф Первый. А ты какой? -  тихо прошелестел голос Слепого, ведь это был именно он.
От присутствия этого паренька воздух наполнился запахами чащи, а стены словно набухли, грозясь прорвать дешевые обои  ветвями деревьев. Ральф же напрягся, оставаясь строго посередине между углом, в котором сидел Хозяин Дома и стулом,  на котором примостился новенький.Решил лично познакомиться? Что ж..

0

7

Подросток вытаращил глаза - деланно или нет - и пробормотал свое "прикоооольно!", когда новый участник разговора материализовался у порога. Понял он или нет, что это появление было не первым, сказать было невозможно, но восторг в глуповатых детских глазах был вполне натуральным. Перестав елозить на стуле, он легко спрыгнул и направился к черноволосому с таким видом, как будто того специально поставили в кабинете для осмотрения и одобрения. Остановился перед ним, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, потом сделал пару мелких шажков вправо, уже наклоняясь всем корпусом - и точно такой же маневр в левую сторону.
- Прикольные глаза,- сдавленно изрек он, начиная не то притопывать, не то приплясывать на месте в порыве неизвестно чем вызванного восторга. Тонкий рот даже открылся от восхищения, когда мальчишка отступил, снизу вверх глядя на фигуру пришельца. Слепой не отличался богатырским сложением, но в сравнении с новеньким казался великаном.
- Прикоооольные. Я тоже хочу такие!- заявил новенький, как будто бы оборотень был любящей мамочкой, вышедший с любимым чадушком за покупками в местный торговый центр. Потом словно спохватился, отступил на шаг и, как юный выпускник Йеля поклонился с забавной учтивостью.
- Единственный. Если повезет.

0

8

Слепой вообще никогда не отличался многословностью, однако Ральф заметил как Хозяин Дома расслабился, словно обмяк и вот-вот упадет в обморок мертвым грузом на пол. Только Ральф знал, что это далеко не так, а длинные пальцы... Какой из них схватит нож,  тот, которым когда-то Слепой убил собственного бога? Какая рука исполнит желание новенького? Р Первый был быстрей, он вырос за спиной Локи и мертвой хваткой дернул за ворот одежды паренька, бесцеремонно и сильно, заставляя его оказаться за Ральфом,  снова выступая между этими двумя.
Все остальное произошло в секунды. Слепой оказался совершенно немыслимо быстро близко к тому месту, где стоял Локи,  его бледная рука весьма точно застыла с тонким лезвием,  что должно было войти в правый глаз новенькому,  а врезалось в ладонь Ральфа, затормозив о кожаную перчатку. Вот же черт... Остр он на язык.. В мыслях Ральфа крутилось еще много нецензурных слов о его работе, детях и лично о Слепом и новеньком.
- Оу...- Слепой, казалось, удивленно смотрел на кровь, что потекла по перчатке и честно признался - Вас я не хотел. Он сам попросил.
Ральф знал, что это была правда. Как ни пародоксально, но слово, брошенное в Доме, никогда не оставалось незамеченным. Но этому-то откуда это знать?
- Принеси аптечку. Живо.- Ральф не обрушил свой гнев на Слепого, а повернулся к Локи, пока Слепой шарил по шкафу в поисках аптечки.
- А ты чем думал? Ты еще попроси Рыжего к тебе во сне прийти,  он ко всем будущим покойникам приходит. Или Стервятника про его тень спроси - он тебе не только палец откусит. И не прикидывайся,  что не понял!
- Ральф...- мягко остудил его Слепой, знавший дурную манеру воспитателя взрываться и придумавший более интересное наказание.
- Я тут подумал...Тебя будут называть Ральф Второй.
Слова Слепого рухнули тяжелее ножа. Пространство вздрогнуло, запоминая, как теперь зовут этого паренька и не было ничего обидней,  ведь с этого момента в Доме по-другому его не назовут. Хозяин Дома стал крестным, как это называлось в Доме, так что только какой-то весомый поступок Локи мог стереть ему имя, данное намеренно в тень Ральфу. А Слепой протянул Ральфу аптечу и, чуть раскачиваясь, добавил.
- Он может себе серьезно попортить шкуру, Ральф. Поселите его у себя на какое-то время и расскажите о Доме, если вам не сложно. Я думаю, он будет прыгать.
У Ральфа чуть челюсть не отвалилась от этого предложения. А он всерьез волнуется за этого Р Второго, раз не хочет, чтобы тот наломал дров. Не говоря уже о том, что в первый раз упомянул при мне прыжки в изнанку. Похоже, все будет веселей,  чем я предполагал.

0

9

Притаившись за спиной у защитника, навострив уши, Локи слушал этот странный разговор - и внутри него все дрожало от прикосновения к тайне, что разворачивалась перед ним, поблескивая острыми крыльями, словно опасная хищная птица.
"Прыгать".
Нет, не прыгать, а медленно брести на мягких лапах, и говорить шепотом.
О, если бы он мог не то, что прыгать, а хотя бы просто пошевелиться!

Но так думал он сам - пойманный червоточиной, запеленутый, словно в смирительную рубашку, в искривления пространства - в то время как дитя, ребенок, созданная и плененная его волей кукла, дрожала от страха, ища защиты у взрослого, от которого зависела его жизнь, здесь, в этих мирах.
Тонкие губы поджались, и без того узкое личико вытянулось, в зеленых глазах замелькали вызов, испуг и обида.
- И попрошу. Потом,- пробурчал он с горячностью, которую сдерживала, впрочем, запоздало проснувшаяся осторожность. В местах силы каждое слово обретает силу приказа; он позабыл об этом в заточении, и вот теперь получил запоздалый и болезненных для самолюбия урок.
Спасибо, что только для самолюбия - и теперь не придется объяснять этим двоим, почему нож может застрять в глазном яблоке, а лезвие, как о камень, зазубриться о скулу.

Ральф Второй. Почему-то это прозвище, вроде бы, почетное, насторожило его. И задело. Снова он в очереди за кем-то, вновь ему видеть перед собой чей-то затылок и спину.

- Сам ты... второй,- буркнул мальчишка, косясь на слепого, и потирая то место, куда не достала, поранив руку заступника, тонкая сталь. По пальцам воспитателя, видимая, даже на черной перчатке, струйкой сбегала кровь - и две темные капли, сорвавшись, тяжело шлепнулись на пол.
Локи стало неуютно. Он задрожал, и, вжимая голову в плечи в тщетной попытке согреться, выдавил из себя измученное:
- Прости.

Взгляд зеленых глаз стал по-мальчишески беззащитным, потерянным, как будто бы он из любопытства накормил щенка толченым стеклом, и теперь держал его на руках, глядя, как тот, скуля, издыхает, и, не в силах вынести боль, писает кровью, заливая ей все вокруг: пол, колени и руки горе-экспериментатора. Будто вдруг вспомнил, насколько эти странные существа - люди - на самом деле хрупки.
И почему-то испытал за это чувство вины.
- Я не хотел... причинять тебе вред.

Обида плеснула через край, он уже открыл рот, чтоб что-то крикнуть Слепому ("Будешь иметь дело со мной!", "В следующий раз..." или что-то такое же в этом роде),- но вовремя спохватился, чтобы не наломать еще дров и заткнулся, мрачно глядя на несостоявшегося противника.

0

10

Слепой никак не прореагировал на слова Второго, только  чуть качнул головой в его сторону, и можно было поклясться чем угодно, что белые бельма  смотрели прямо на Локи, да разве такое возможно?
- Иди к своим. Новенький поживет у меня. - кивнул Ральф, стягивая с раненной руки перчатку зубами и отбросив ее, словно мертвое животное. Бледный пожал плечами, как бы говоря, что хозяин барин и направился к двери, остановившись снова у порога, касаясь косяка длинными пальцами.
- Можешь и спросить, Второй. Тебя ведь предупредили, верно?
В его словах не было ни обиды, ни злости, ни злорадства. Только равномерный, чуть напевный тон того, кому абсолютно все равно от того, как ляжет колода. Он и за Ральфа не переживал, только искренне сожалел, что тот попал под раздачу, но не более того. Стоило Слепому скрыться, Ральф положил здоровую руку на плечо Локи.
- Брось ты это. Винить себя за чужие поступки - самое глупое занятие здесь.- он подмигнул Локи  и потянулся к аптечке, водрузив ее на стол директора и принимаясь потрошить ее содержимое. - Я сам выбрал, куда ноги передвигать, как и ты можешь наломать дров, и тебя съедят с преглубоким сожалением, но уж точно не виня себя за содеянное. Я же говорил, что здесь довольно туго с добром и чувством правильного. Как и с понятием зла.
Выразив эту мысль, он зашипел, так как на рану плеснулась ударная доза перекиси, что тут же окутала рану розовой пеной, а Ральф, смотря на эту красоту, продолжал размышлять.
- Не думаю, что у тебя было все ладно с семьей,  но здесь нет ни них, ни друзей, ни врагов. Дом - что-то вроде петли, когда время находит само на себя, множится и разрастается в то, что ты представляешь собой на самом деле. И когда земля под ногами перестает быть землей - это лишь означает, что ты скоро обретешь настоящий облик.
А ведь Слепой отлично подметил. Похоже... Он не в первый раз встает в очередь. Может это и впрямь подходящее прозвище? Второй? Дом не жалеет правды.
- Чего бы ты хотел, если бы мог все? - вдруг спросил Ральф, заливая  руку йодом и заматывая дрянным бинтом и про себя отмечая что стены все так же вздуты, а воздух продолжает быть лесным. Ральф нахмурился, а затем бросил взгляд на вход в кабинет.
- Закрой, пожалуйста, дверь на замок.
Прыгать.. Может он и ходить сможет? Прыгают неуклюже, размашисто, без права вернуться, когда захотят. А вот Ходоки - другие птицы. Что ты задумал, Слепой?

0

11

Глаза мальчишки сузились. Вот так, значит. Что ж, справедливо. О черт, как же справедливо! И больно. Почему же так больно?
Выходит, половина вины, которую он волок на себе: за свою ревность, за отступ, за то, что искал любви чужих ему, в сущности, людей, то, что так и не научился быть своим среди шайки благородных пропоиц, за то, что такой, какой есть, чужой, полукровный, подкинутый, брошенный, жадный и алчущий - все это не вина, а только выбор. Его выбор. Не наследство, не проклятие, не злой рок.
Но и поступки других - не его вина!
Выходит, каждый из них делал, как делал, только по собственной сущности - не по его вине!

... Щуплый мальчишка не понимал половины разламывающих его детский мозг слов. Он только чувствовал сбивающий с толку гул,- и, когда тот прекратился, моргнул, прогоняя тяжелые, чужие, неизвестно откуда берущиеся мысли. Что сказал Ральф? Туго с правильным и с добром и злом.
Ему стало неуютно. Значит, никто не придет, будь ты хоть тысячу раз прав, никто не накажет виновного, не поставит в угол, не вытрет тебе кровоточащий нос, и не скажет: "Да ладно, брось! Мы им потом накостыляем по первое число!"
Так больше не будет. Не будет?

Пожалуй, именно в этот миг ему стало по-настоящему страшно.
Однако сдаваться он не хотел.
Как и просили, вернулся к двери и осторожно повернул защелку. Как будто закрыл что-то, доселе не бравшееся под сомнение, в темном чулане. Как будто бы запер на замок что-то дорогое.
Детство?
Надежду вернуться домой?

Пока он ходил, было время подумать.
- Туго, говоришь? А зачем тогда руку поранил?- тонкая шея вытянулась, когда Локи, обогнув стол, склонился над раненым воспитателем, разглядывая побуревшие бинты, которым бы самое то быть давно выкинутыми на помойку. Если любой человек - только последствие выбора, то что скажет он, Первый, выбравший встать на защиту другого. Других. Выбравший разговор с малолетним ребенком о том, над чем бились бы люди с научными степенями, до хрипоты и до стертых об мел кончиков пальцев упражняющиеся в выведении формулы "что есть добро, а что зло".
В этом было противоречие - и за возможность этого противоречия Локи был почему-то благодарен.

Притихнув, и даже вроде бы погрустнев, он сел на стол, чувствуя, что обязан Ральфу - и в качестве платы долга ответил честно; но глаза все-таки опустил.
- Если бы мог, что угодно... я бы бы с матерью. С той, кто была мне матерью. И... и, наверное с братом. Черт, нет!- его лицо пошло пятнами, когда вдруг сотни осколков этого, казалось бы, очевидного ответа зазвенели и закружились перед ним. Попробуй ловить - и уколешься.
- Я бы... хотел, чтобы они любили меня. Любили... меня одного. И хотел бы, чтоб брат был со мной. Не с друзьями, а... только со мной. И отец... нет, отец... Нет.

0

12

- А разве это добро? - Ральф фыркнул, перевязывая руку. - Это лишь мой мир, малыш. И много и мало одновременно. Может быть было бы добром отправить тебя к паукам-психиатрам, копаться в твоей голове. Может быть, ещё большим добром было бы давно сдать почти всех моих воспитанников в места не столь отдаленные. В одной Четвертой, куда ты попадешь, Слепой убил моего учителя, Македонский - своего деда,  Сфинкс - избалованный деспот с железными руками, Лорд - психопат, Табаки - буйный шулер. Добро ли то, что я их защищаю от законов, по которым Наружности следовало стереть их личности от греха подальше? По всем канонам каждый из них опасен.- воспитатель завязывал повязку на руке и срезал складным ножом  остатки бинта под узлом.
- Они перестали быть детьми уже очень давно и им самим не нужно добро. Само это понятие довольно деспотично, этакое навязанное слово со взрослым лицом, отечески хлопающее по плечу. А тебя учили? Они прекрасно знают, как отеческая рука может выдать незаслуженную пощечину. А ты знаешь? Поэтому я не отец и не добрый. Я просто считаю, что у каждого должна быть своя жизнь. И если для этого я могу выкрасть для кого-то ее такой малой ценой, то почему бы и нет?- Ральф подумал и признался, сев на стол  совершенно наглым образом. Директора он не жаловал.
- Можно посмотреть на это под другим углом, если рассматривать меня как эксперимент. Если предположить, что то, что я делаю - добро, то я все равно окажусь злом. Потому что был момент, когда я сбежал от всего этого. - Он так спокойно говорил о своих слабостях и провалах, но ему явно было интересно насколько хорошо понимает его  этот парень. Да и к тому же.. Он намеренно чуть отвлекал его  от тяжелых слов, что дались Локи о его семье, все поняв и переключая внимание мальчишки на другое.
- Я ушел в отпуск. И не вернулся ни спустя месяц, ни спустя два, ни три. По всем правилам, если защищать кого-то хорошо, то я поступил плохо, предал по-сути. И нет мне прощения, если смотреть на мир черно-белыми красками, ведь тот, кто предал один раз, должен предать и впоследствии. Один раз обмакнув человека в черное, его не выбелить потом по такой логике. Да только в Доме это не работает. Если сильно захотеть, здесь и родиться заново можно.
Кем же  была твоя мать, какими были твой брат и отец, что ты так вспыхиваешь, вспоминая последних и...
- Дай угадаю, ты пытался привязать их к себе, но не получилось, да? - снова внезапно спросил Ральф, словно до этого он  вел монолог о Локи и его проблемах, а не о себе. У него была своеобразная манера общаться, это верно.

0

13

Это было ошибкой. Момент, когда мальчишка был готов говорить, упорхнул, словно птичка - и бац! шторка тут же захлопнулась, скрывая беззащитное выражение глаз. Так было здорово сидеть рядом на столе, болтая ногами - и бац! этот человек, Ральф, взял и все испортил.
Он не любил, когда так пытаются вырвать признание.
- Я убил своего отца,- уже не таким голосом, не как раньше, хвастливым и громким, с гоготком; нет, жестко и упрямо произнес Локи. И без того тонкие губы сжались, превратившись в точку, сморщенную вроде высохшего шиповника.- Я ненавижу его. Ненавижу их всех. Если бы можно было, я бы сделал все это сначала.
- Я сбежал от них все... так же, как ты,- он соскочил со стола, и повернулся к мужчине всей маленькой тощей фигурой, ожесточенный, ощерившийся, словно зверек, сходство с которым усиливал острый нос и блестящие, дикой зеленью отливающие глаза.- Сбежал, потому что.. да, потому что хотел, чтоб они поняли, что без меня потеряли, и кинулись звать обратно. Искать. Ты разве не за этим ушел?- злые глаза кололи Ральфа, когда мальчишка с деланной наглостью принялся озираться, на чем бы сорвать свое зло. И нашел: директорский стул, на который он тут же, немедленно, взгромоздил ноги в тяжелых, по подростковой моде не до конца зашнурованных ботинках, а потом принялся тщательно соскребать грязь, прилипшую к рельефным подошвам.
- Побежал прочь, как девчонка, чтобы тебя снова позвали играть,- не то издеваясь над воспитателем, не то жестоко глумясь над собой, продолжал он, наслаждаясь вытворяемым беспорядком.- Знаешь, что я скажу? Ты ведь вернулся не потому, что хотел, там, родиться заново, и все такое. Ты ведь вернулся потому что тебя не позвали. Ты думал - опа! тут без тебя все подохнут. А им на тебя - пофигу, жили себе и живут. А вот ты... ты...- зрачки диких глаз расширились, и в них опять появилось призрачное отражение, мечущееся в пустоте, словно мышь, пойманная в мешок и оставленная подыхать - без крошки хлеба, без света, без кошки, которая разорвала бы ее и тем положила конец всем мучениям,- сам ты не можешь без них. Это они тебя привязали... и бегаешь на поводу, как собака, утешаешь себя детскими сказками про добро и зло.

0

14

Тут Ральф замолчал. Замолчал,  давая выговориться мальчишке, поняв что оступился, шагнул не туда, но в этом было кое-что опасное. Слова Локи,  брошенные так жестко, так метко, разлетались о предметы, а Ральф не говорил больше ничего, только взгляд карих глаз ушел куда-то в сторону. На стены.
Дом ожил. Дому только дай хватить чужую страсть, да брось слово - и он распахнет свои объятия. Ральф не зря попросил закрыть дверь на замок, какие бы разговоры они не вели, в этом было больше прагматизма, ведь те, кто прыгают в иное пространство, в мире настоящем проваливаются в кому, так что воспитатель, заметив неладное,захотел отгородить кабинет от любопытных глаз, ведь контролировать Дом он не мог.
А стены оживали.
- Знаешь...А я  многое иногда бы отдал за то, чтобы обо мне забыли. Но это иногда. - шепнул Ральф и вдруг как-то нехорошо, пугающе рассмеялся.
- Но вот этого выбора у меня нет. Но ведь и ты не можешь сбежать от своей истории, верно? Действовать или бездействовать. Защищать или отпугнуть. Навредить или сделать что-то во благо. Этот выбор у него и впрямь всегда был. Этот выбор он и старался дать своим воспитанникам. А все потому что...
- Знаешь, сколько лет мы уже здесь? - словно про себя  вдруг  спросил Ральф, а стены  резко  стали меняться,  они испещрялись иероглифами, резкими, детскими, словно стрелы...
- Сколько кругов прошло? - С ним случалось. Со многими случалось вдруг, если надавить чуть сильней, напомнить о времени... и какие-то смутные воспоминания прорезались в памяти,  мертвым грузом унося куда-то вниз-вниз-вниз. Сколько кругов прошло? Сколько раз умирал Лось. Сколько выпусков он отпустил? Сколько Слепых, Сфинксов и Табаки прошло по коридорам? А его сколько? От этого пространство оживало только сильнее, подпитываясь эмоциями уже двоих. Иероглифы множились, они были больше похожи на руны, но через мгновенье вдруг обрели очертания, словно распахнули глаза и со всех стен, со всего потолка  на Локи и Ральфа смотрели два знака, нарисованные детскими руками. "Р1".
Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.Р1.
Немым голосом, детским заговором, ночным шепотом, воском, расплавленным в горячем вине, куриными костями под порогом. Р1. Глаза Ральфа стали снова угольно-черной бездной. Это была пощечина от Дома на слова. Нет, его, первого, звали, заклинали назад. Мир дрожал, вот-вот готовый распахнуться окончательно.
- Дело не в том, кто и кого заставляет.
Им без него не дотянуть до выпуска. Ему без них остается холодная и пустая квартира.
- Прекрати есть себя. Ведь ты поэтому и второй. Прекрати сравнивать. - спокойно проговорил Ральф, коснувшись дерева стола - и Дом услышал его. Ральф не мог сделать ровным счетом ничего. Он так себе прыгун, даром для взрослого что был,и в тонких планах был человеком, самым обычным, черт все раздери, человеком, но Дом был чуток к пожеланиям того, кто впитал в себя слишком много пыли этого места. Одной мысли и просьбы Ральфа было достаточно для того, чтобы стул вдруг выехал из-под Локи, желая зацепить и утянуть за собой на пол, хотя стены могли остаться глухими к его мыслям.

0

15

Глаза мальчишки расширились еще больше, стали как два черных блюдца - почти такие же черные, как у Эр Первого, разве что с ярко-зеленой, ведьмовской, пульсирующей оболочкой по краям. Как загипнотизированный, он мог смотреть только на Ральфа - но кожа его, все его тело, и разум,- весь он, казалось, вдруг обрел зрение, и впитывал, читал, проникался символами и знаками. Он словно сам превратился в каменное изваяние, в вымершее чудовище, кости которого растащили и расписали, изрезали северяне-умельцы, чтобы менять на золото и рабов. Арки ребер уперлись в лестницу позвоночника, голени рухнули потрескавшимися столбами; пальцы растопырились и превратились в солнечные часы, по которым гуляли сполохи. Зеленый - любимый цвет. Цвет надежды. Цвет яда и колдовства. Зеленое пламя горит в глазах и гуляет по кончикам птичьих костей, прорывается между ключиц.
Он взмахивает руками - и тут же оказывается на полу.
Горло саднит, будто по и по нему прошлась яркая ядовитая отрава.
- Я... не... второй,- бормочет, не в силах кричать Локи, пытаясь бороться с невидимым грузом, наваливающимся на него. Знаки, буквы, знания. Память. Одноглазое чудовище, сталкивающее его в пропасть.
Боль прорезает ребра, и кажется, будто они сломались под тяжестью памяти, под грузом всей этой истории,- и теперь колют, пронзают его легкие, превращая их в красную птицу, проходя через кожу насквозь.
- Я не второй!- кричит он, чувствуя, как кровь вот-вот грозит выступить на губах. В ответ слышит крик. Видит лицо. Рука тянется к нему, но он не принимает ее, и только разжимает свою, чтобы уйти в другой мир, раз в этом мире, в родном мире, ему нет места, нет любви, нет покоя.
Лучше царствовать в Аду, чем царить на небесах,- так было сказано?
О, он воцарился в Аду... Только каково это - знать, что когда-то ты был на небе.
Вторым. Снова вторым.

Мальчик приходит в себя. Виденье схлопывается и исчезает. Он сидит на полу, вытирая из углов рта кровь с прокушенной при паденьи губы. Над ним высится Ральф Первый.
А вокруг происходит пока-не-пойми-что.

- Я - единственный.

0

16

Что означает этот зеленый? Сложный цвет, не поймешь с какой стороны к нему подобраться, какую трактовку взять за истинную. Ральф, видя, что мальчик ушел в себя, не трогает его, давая  выпрыгнуть из собственной памяти...  Но к горлу подступила  дурнота,  а мир растягивался, стены словно становились выше, они нависли над этими двоими невидимыми судьями и, стоило Локи снова повторить, как мир тронулся  с ума и поверх знака Ральфа, словно накладываясь на фундамент кирпичиками, стали проявляться фразы. Их словно выжигали и вырезали на стенах.
"Гости бродят, кости ходят, только что они хотят?".
"А они настоящие?".
"Кости?".
"Нет, Гости".
"Выглядит реалистично".
"Сыграешь с нами в игру?".
"Приз- Выход."
"Или вход?".
"А он есть?".
"Ну он же ему нужен".
"А если он поддельный?".
"Значит, плохо искал. Или время в обратную пошло. До выхода можно и не дойти".
"Мне нравится. Игра! Игра. Игра. Игра."
Ральф, следивший за скачущими черными буквами, опустил голову и посмотрел на Локи. Такого он ещё не видел. Что это с Домом? Такой интерес к новенькому...И не то чтобы добрый интерес, если будем честными.
-Держись крепче. Все хорошо будет, это здесь норма.
"А Ральф с нами пойдет?"
"Он за него поручился. Куда он денется?"
И тут стены прорвало, надписи  выжигли древесину  и  сквозь дыры стала пролезать растительность, заполняя пространство, пока  потолок и пол не исчезли и их бросило. Куда?
Ральф всегда гадал: прыжки - это вверх или вниз? Где находится Изнанка? Лично он склонялся к тому, что они скорее падали, чем летели вверх.
И так было всегда. Ты летишь непонятно куда в своем сознании, а там, в кабинете директора, в котором в реальности не было  конечно никаких надписей и букв, воспитатель и ученик замерли и провалились в глубокий обморок из которого пробудить обоих было просто невозможно. Сколько раз  он заставал своих подопечных в таком состоянии? Сначала его пугало бездушное детское тельце, больше похожее на оболочку, которую сбросило непонятное существо. Потом он научился делать обходы заранее до прихода пауков-докторов  и осторожно убирать детей подальше от взрослых глаз, ведь самым страшным крылом в Доме был медблок. Годы шли, и Ральф научился отличать прыгунов и ходоков, что сознание не теряли, но становились весьма странными. К своему третьему выпуску воспитатель иногда даже заранее уходил в крыло, где  кто-то должен прыгнуть. Чуял, зарраза  и подкрадывался тихой тенью, подхватывая под локоть другого воспитателя и крайне пугающе для него приглашая  на чай или что покрепче, лишь бы ноги унесли подальше от опасного места, где детям совсем не нужны свидетели.
А они падали. Но в тот раз  было что-то не так. Мир менялся, но Ральф помнил, как непостоянна и обманчива была эта реальность.  Он упал прямо в ржаное поле рядом с  заправкой. Привычной, знакомой, на секунду Ральф подумал,  что этот прыжок будет  как многие другие, но земля  вдруг посыпалась под ногами  и он полетел вниз,  под землю, оставляя солнце и безопасный дом, теряя свой приличный облик, ниже, ниже, слыша, как свист ветра  сливается в мелодию, что  так любил слушать предыдущий выпуск в последние дни.
- О нет.. Нет.
Ральф зажал  руками  уши, но музыка проникала  в голову, резала прямо  по груди опасной бритвой а мир менялся, свет исчез, оставляя только холодное сияние, а голоса усиливались, превращались в гомон до боли знакомых хрипов и криков, тонкие пальцы впивались в его одежду, толи желая утащить за собой, толи тормозя  падение, музыка усиливалась, становилась все громче и невыносимей,  пока не слилась в сплошную кокофонию, а Ральф на полной скорости не влетел в какую-то льдину. Удар.
-Кха,тьфу!
Это единственное, что он смог выдать, весь воздух выбило и ещё   где-то полминуты Ральф  валялся, не в силах сделать ни вдох ни выдох,а из глаз брызнули слезы. Ничерта не профессиональный прыжок. Позоров то сколько. Старею.
-Эээй. Второй. Ты тут?
Хоть бы не забросило его непонятно куда. Хотя, где это я сам, ещё вопрос. Никогда не видел такого места на Изнанке. Или это Дом играется? На что-то похоже. Это было и впрямь на что-то похоже, но Ральф, хоть и был знаток разных сказаний, не мог сразу после такого чудесного путешествия признать в окружающей действительности довольно реалистичную кальку на Нифельхейм. Сейчас ему было немного не до этого. Он даже о Локи забыл, когда  осознал, наконец, как он выглядит и что его окружает.
В Изнанке каждый принимает свой реальный облик. Обычно Ральф обращался в подростка, довольно похожего на одного из Домовцев, но в этот раз он не помолодел. В отражении на него смотрел мужчина, абсолютно  седой,с взъерошенными отросшими волосами и тонким шрамом  через все лицо, словно кто-то пытался снять с него кожу. Мужчина был одет во что-то черное, а сверху  был накинут медицинский халат, весь перепачканный в крови. Это я? Что это за Изнанка такая? Ральф поднес руки к лицу. В крови. Бросил взгляд в отражение - и до него только сейчас дошло, что это не вода.
В Изнанке каждый принимает свой реальный облик. Но в этот раз Дом решил поиграть в кошмары.

0

17

[AVA]http://www.pictureshack.ru/images/27514_Bezimeni-1.jpg[/AVA]
... Ни звука в ответ. Вернее ни слова. И даже не вида. Как ни мало было детское тело, оно не могло, по физическим законам не могло совершенно исчезнуть даже на этой, заваленной ледяными осколками равнине, ему было бы некуда деться.
Или же все-таки есть куда?

Могло показаться, что мальчик исчез: растворился или разбился о землю, а, может, попал на дно тех глубоких расщелин, что рассекают, словно морщины, лицо мира. Вот только странно, одежда его осталась. Кучей ношенного трепья упала к подножию сталлагмита, и теперь, словно ожив и откликаясь на голос, начала шевелиться.
Раз и другой.
А затем из груды тряпья послышался детский плач.

... Ребенок был странный, уродливый, больше всего походил на ледяного паука: большая заостренная голова и тщедушное тельце, составлявшее, казалось, половину от общих размеров. Барахтаясь в ворохе еще теплой одежды, он даже не плакал - только пищал, судорожно подергивая руками и ногами. Но странное дело, это было совсем не от холода, на который дитя реагировало лишь синюшным оттенком кожи и глубоко проступавшими шрамами - такими, как будто бы с ними родилось.
Сейчас яснее всего проступил полукруг на лбу - и две глубоких отметины, сбегающие от уголков глаз по щекам.
Любой местный прочел бы эти знаки без труда.

... Ребенок повернул голову и снова издал несколько диких, чужих, не похожих на плач звуков. Искал или жаловался, призывал на помощь, вверял свою жизнь тому, кто сейчас рядом, кто старше, умнее, кто может сейчас, прямо сейчас взять его на руки и прижать к себе, согреть у жарко бьющегося человеческого сердца.

- Оставь его. Пусть останется там, где он есть.
Голос, прозвучавшей из-за спины Ральфа, был спокоен. Не жесток и не добр. Пожалуй, слегка-насмешливо-спокоен. Потом под ногами неизвестного существа, говорившего человеческим голосом, затрещал мерзлый иней и лед - и некий высокий мужчина (в темноте можно было понять лишь что он тонок в кости и черноволос; да, еще закутан в потертую накидку с пышным воротником, цвет которого даже в темноте отливал почти нестерпимо белым), некий высокий мужчина, ступая босыми ногами по льду, спустился к завернутому в тряпки младенцу и наклонился над ним.
Не прикасаясь.
Лишь глядя.

Его лицо - скуластое, узкое, такое же синеватое, как и лицо ребенка, украшенное такими же шрамами - отражало то ли усмешку, то ли презрение пополам с горечью. Двумя пальцами поворошив тряпки, он почти брезгливо отдернул руку, когда дитя, почуяв опасность - или, может быть, просто ощутив рядом с собою движение - словно лягушка, принялось тревожно сучить руками и ногами.
Стремительно выпрямившись, мужчина повернулся к незванному гостю.

Красные глаза на мгновенье расширились, и в них полыхнула жгучая ненависть.
- Ты... опять ТЫ!
НО через мгновение он уже унялся - и, широко расставив длинные ноги (вот уж, действительно, росли они чуть ли не от ушей), скрестил на груди руки, словно бросая вызов.
- Что тебе надо... опять? Оставь его здесь, пусть замерзнет, пусть выполнит то, что предначертано его жребием. Ты же сам знаешь, что будет лучше, если он никогда вовсе не появится на свет. Твоя судьба. И его. Возьмешь его - и опять все повторится. Оставь его. Уходи прочь.

0

18

Придя в себя Ральф оглянулся на звук да так и обмер, смотря на ворох одежды, подходя  ближе  и глядя на это маленькое и беспомощное существо. Так вот ты какой... Он было сделал шаг ещё вперед, но голос остановил его и Ральф резко оглянулся. Черт. Совсем  незнакомое место. И что ему делать, чего ожидать? Знаки на мальчишке и на незнакомце были одинаковыми, Р1 смутно казалось, что он уже  где-то их видел, но, как на зло. все равно не мог вспомнить где. Повторится? Ральф посмотрел на крошечное существо. Он  до боли ему напоминал одного.. до боли... За спиной у Ральфа тонкой пеленой  развернулся мираж, он сам не замечал его, но незнакомцу эта картина была очень хорошо видна.
- Послушайте, это очень проблемный ребенок. Мы, конечно, обычно такого не говорим, но это что-то вопиющее. Я бы хотела, чтобы  он оказался в специализированном интернате.
Ральф, лет на 10 моложе,чем сейчас, смотрел через окно в коридоре на игровую комнату, краем уха слушая старую рыбу-шар, выдававшую себя за воспитательницу детдома для слепых.
- Он очень агрессивен. Совершенно не умеет контактировать с другими детьми. Я не уверена, что ваше заведение с инклюзивным обучением сможет предоставить должную... безопасность остальным детям. К тому же, он практически необучаем. Не слушает преподавателей. Мы перестали выдавать ему сколько-нибудь острые предметы. Других детей он бьет и не понимает, почему этого делать нельзя. Наш психолог просто опустил руки.
Ральф смотрит на мальчика, который сидит в углу. Маленький, худой как тростиночка с длинными спутанными немытыми волосами.  Весь покрыт какой-то мерзкой сыпью. Слишком длинные пальцы  считают ворсинки на ковре. Ральф взглядом продолжает вместе с ним счет и, хоть убей, но ему кажется, что белые глаза смотрят прямо на него.
- Я понимаю, что вам хочется  взять проблемный случай, особенно в столь молодом возрасте....
- Совершенно не хочется. - Ральф наконец посмотрел на собеседницу.
- Тогда почему именно его? В нашем детдоме есть много замечательных детей, которые...
- И они найдут замечательные интернаты, я уверен в этом. Давайте я буду честным с вами.
Рыба-шар  удивленно склоняет голову на бок, готовая слушать. Ральф вздыхает   и разминает все десять пальцев мерными щелчками.
- Если он останется здесь, то его ждет смена двух-трех детдомов в лучшем случае, а если не повезет - он очень скоро окажется в... как вы назвали? Специализировнаном детском дурдоме?
- Я не это име...
- А я так услышал. - Ральф пожал плечами. - Вот что я вам скажу. У вас сейчас есть шанс избавиться от проблемного ребенка раз и навсегда. Я не верну вам его и не буду забрасывать письмами с претензиями. Мне абсолютно все равно, как вы довели его до такого состояния - это я уже не смогу изменить. А вот дать ему крышу над головой, где у него не будут отнимать вилку и комнату с ровесниками, которых он не захочет зарезать - могу. А ещё могу расписаться во всем этом на бумаге, снимая с вас всякую ответственность, что, думаю, для вас гораздо интересней.

Так в один дождливый день через порог Дома переступил его будущий хозяин.
Мираж дернулся,  отматывая время дальше, показывая маленького Слепого, который ходит хвостом, но далеко не за Черным Ральфом, а за Лосем, ещё одним воспитателем. Тонкие пальцы  сжимают тяжелую ладонь, весь вид показывает, что для Слепого этот человек ни много ни мало - Бог. Они стоят и ждут, когда разгрузится автобус, приехавший с моря, выбрасывающий изнутри детей, которых хмуро считает Ральф. Бледный не обращает на Р1 никакого внимания, тот тоже поглощен в свои заботы.
Ещё одна пересменка кадров. Они сидят в пустом классе и Ральф терпеливо учит брайелю Слепого, за неимением других учителей. Тот вроде бы и пытается понять но все время витает в облаках и Ральф снова вздыхает и отправляет его назад к Лосю, прекрасно зная, куда рвется ученик. Пальцы устало захлопывают книгу.
Ещё один скачок. Слепой уже старше, скоро выпуск у группы перед их потоком. Ральф ловит пацаненка с сигаретами, ворчит и меняет пачку дешевых на свои и они вдвоем смотрят как Лось возится с другими детьми, а судя по лицу Ральфа он начинает подозревать о том, что произойдет.
Ещё удар вперед. Выпуск. Дети всбесились, в Доме паника, поток одуревших детских голов сносил все живое.  Ральф несется куда-то вперед и вылетает за угол да так и останавливается, наступив на лужу крови, в которой плавает бумажный кораблик. В тело Лося воткнут тот самый нож, которым Слепой сегодня чуть не оставил Локи без глаза.

Ральф, которому казалось, что все это происходит в его голове, посмотрел на незнакомца  и криво усмехнулся.
- Если это его судьба...
Слепой должен был сгнить в том интернате. Всего этого не должно было произойти. Да я просто мастер портить себе судьбу. Ральф потянулся и осторожно взял ребенка, заворачивая его в одежду и прижимая к себе, снова поднимая взгляд на незнакомца.
- То он найдет себе смерть самостоятельно. Потом. Почему он должен не родиться? Может это ты - Второй? Гнев похожий...Эти символы и лед... Синяя кожа..
Ральфа вдруг осенило и он выдавил совершенно не к месту:
-Йотуны...

0

19

[AVA]http://www.pictureshack.ru/images/27514_Bezimeni-1.jpg[/AVA]
Сухая усмешка была ему ответом.
- Не прошло и тысячи лет, как вы научились произносить без страха эти слова. Но ты ошибся. Не-йотуны. Йотуны - вот,- черноволосый сделал движение, а затем широко развел руки, слово пророк, возглашающий наступление новой эры, или хотя бы рождение нового бога, какого-нибудь Иисуса, Сиддхартхи, или еще кого-нибудь, более-менее важного. В ответ на это темнота вокруг заворочалась, заскрежетала как льдом по стеклу - а затем из туманов, из сгустков черноты стали одна за одной выступать гигантские фигуры человекоподобных. Самый высокий мужчина едва доходил бы им до груди, а такие мускулы и злобные маски возможно было увидеть разве что на чемпионате мира по культуризму. Все, как один, они были покрыты шрамами, уродливыми и кривыми; или то были трещины в их странной полуледяной плоти. У многих из них не хватало рук, ног, или даже половины голов - и их с успехом заменяли полупрозрачные ледяные протезы. Из льда же было и оружие, что они сжимали четырехпалыми лапами, и которое прямо на глазах нарастало туманными глыбами, молотами, секирами, копьями.
На фоне этих чудовищ собеседник Ральфа выглядел тонким и гибким, как обитатели Пандоры из нашумевшего, хотя и вряд ли известного воспитателю фантастического фильма. Только хвоста не хватало.

Впрочем, он тоже изменился. Раскинутые в стороны руки украсились ледяными браслетами, на лбу засверкала корона - острая, словно бы сделанная из бритв, не то враставшая, не то впивавшаяся в гриву черных волос. В руке его тоже сформировался и начал расти гигантской иглой скипетр, похожий на нептунов трезубец.
Второй повернулся - и острый кончик уперся пришельцу в шею почти у самого кадыка.

- Брось его! Посмотри на него, он лжет, он маскируется, но ведь это даже не человечий ребенок.
В ответ раздался рев.
Пара быстрых шагов - и высокий незнакомец очутился совсем рядом с Ральфом, наклоняясь к нему, скаля острые белые зубы - еще одно отличие от окружающих монстров.
- Ты сказал: каждый делает выбор. Ты ведь знаешь эту легенду. Знаешь пророчество. Подумай, что ты сейчас выбираешь!

Ряды великанов дрогнули, по ним словно пробежал световой луч; а затем, как на первоклассном шоу, вдруг замелькали картины, не то из воспоминаний, не то из старых советских фильмов о войне, не то из больного воображения собеседника.
Взрывающийся, встающий над землей огненный гриб. Расширяется и растет, пока невидимая волна, мчащаяся по земле, стремительно сносит все живое. Начинают бушевать выросшие вулканы, реки лавы выходят из берегов. Землю опоясывают алые полосы, словно пальцы, желающие смять ее, разорвать, словно спелый плод.
Синий человек и сам замирает, а затем произносит с ужасом, едва ли не шепотом:
- Сурт...

Картинка сменяется. Бесконечная зима. Снег валится на землю хлопьями... или же пепел? Вокруг, сколько видно, сколько может различить глаз - слабо светящийся туман, испарение, и лежащий грудами сероватый пепельный снег. Не видно солнца, непонятно - день или темная ночь: в этом мире нет их, как нет жизни, как и нет разницы, есть ли, была ли когда-нибудь жизнь. Полный конец человечества. Конец одного из миров.

... Лезвие упирается в подъязычную кость. Лицо незнакомца так близко, что Ральф может различить каждую жилку в белках его красных глаз. От этой близости веет тревогой, и словно почуяв ее, младенец - уже вполне человеческое, живое, пухлое, голубоглазое дитя - начинает ворочаться, прятаться, прижимается к груди воспитателя, словно стремясь укрыться от рока, который накатывает на них обоих.
- Останови. Его.

0

20

Йотуны. Сурт. Второй.  Полукровка. Локи. Все это смешивается в голове Ральфа,  паззл сходится,  легенды всплывают из бездны памяти и он окончательно понимает кого взял на руки. Восемь пальцев сжимаются крепче,  держа дрожащий сверток,  а Ральф вскидывает голову,  не шевелясь от холодного прикосновения оружия к шее. Странно, но в глазах человека не видно ни ужаса ни храброй безответственности, присущей каждому человеческому существу. Ральф тоже был в каком-то смысле полукровкой. Также допускал конец света, только своего, маленького мира, аномалии Мидгарда, которой было плевать на то,  что твориться за стенами Дома. Тор и Один, Локи и Сурт,  Регнарек  и великие битвы обходили Дом стороной. Его жителям было плевать на Мстителей и бесконечные попытки Локи. Пока кто-то из них не переступал порог.
У Ральфа не было никакой сверхсилы или суперспособности. Только пыль, осевшая в легких,  тропа,  протоптанная коридорами,  подарки от тех, кто уже навсегда ушел на Изнанку. Это только Изнанка. Петля. Стены.
Ральф отпускает одну руку от свертка,  словно готовый бросить, но не решившийся окончательно.Стены.
Там, далеко, в кабинете директора, в бессознательном состоянии Ральф приподнимает руку и кончики пальцев касаются дерева, знакомого, теплого, опасного. Этот толчок разбегается сигналом, ударяет по коридорам и сразу в двух комнатах несколько голов поворачиваются в одну сторону.
В Нифельхейме вдруг что-то дрогнуло и между Ральфом и Локи появился паренек самого несуразного вида. Взьерошенный кареглазый цыганенок,  с десятком разноцветных жилеток на тщедушном теле,  он сидел в до боли красной коляске, увешанной таким количеством всевозможного добра,  словно он ограбил целый табор. Паренек щелкнул пальцами и Ральф почувствовал,  что время в районе оружия Локи остановилось. Р 1 не особенно понимал,  как во всем остальном пространстве время течет,  а шея и оружие замерли,  так что ему оставалось только всматриваться в глаза Локи, поражаясь гневу.
Паренек хохотнул.
- Эй-ей, ледяной король, шкуру воспитателю не портим. Ты такой наивный,  что веришь в легенды?
Р1 сжимает одной рукой сверток, больше чувствуя себя бабочкой на иголке и прохрипев.
- Шакал-Табаки,  ты не мог бы меня вернуть, а? Не очень..
- Нееет, Р1,  у нас тут спор.
Цыганенок вдруг резко изменился в возрасте и обернулся в старика, вертящего в костлявых пальцах песочные часы.
- Судьба - штука забавная. Круг там,  круг сям, Локи, и все оборачивается по-разному. Только время всегда утекает, но его можно повернуть. Регнарек будет так или иначе, даже если оставить тебя здесь. Если убрать Сурта. Было. Если убить Одина. Если подставить Тора. Это все не важно. - он ткнул Ральфа пальцем и тот мрачно спросил,  завороженный взглядом Локи.
- Почему ты так ненавидишь собственное существование?

0

21

По рядам великанов снова прошло движение. Но теперь от него не веяло ни угрозой, ни страхом, не сжималось больше их ледяное кольцо: картонные или целлофановые изваяния окружали теперь Ральфа и его неожиданного помощника, стоило только толкнуть - и недавно грозная армия повалится друг на друга, как плохо закрепленные декорации в стареньком театре.
Сверток в руках Ральфа тоже просел, утерял свою тяжесть, а потом и вовсе пролился меж пальцев ветхой от времени тряпкой.

Второй не сделался картонной фигурой, он просто утратил плоть. На пол, разбившись, упали причудливые украшения, разлетелась на сотню кусков корона, рассыпался скипетр; дольше остальных таяли, напоминая несъедобные бублики в детской игре, кандалы. Гримасничая, бесплотный дух помаячил еще немного в воздухе, а затем испарился, оставив после себя холодный дымок.
Но ответ пришел - и дал его на полу сидящий ребенок, не серый, не синий, не нормально-розовый, а какой-то пегий, пятнами мальчик, почти тот, с которым еще десять минут назад Ральф сидел на директорском столе.
Стол, кстати, тоже нарисовался, прямо посередине этой декоративной ледяной пустыни - и Локи снова сидел на нем, сгорбившись, подтягивая к груди длинные голени: ощетинившийся, похожий на ежа, или, возможно, на ощетинившуюся голодную крысу.

- Ты же знаешь. Ваш Юнг написал про это, не думая, что именно он сочинил. Я хочу быть не-собой. Я не хочу быть собой. Не быть собой я не могу, могу только не быть. Еще я хотел бы пожрать Его, если не могу им обладать, целиком, навсегда. Вы, люди, называете это завистью. Это не так. Раз Он не хочет быть только моим, пусть он не будет вообще. И я следом за Ним.

Он шмыгнул и вытер нос рукавом сильно разношенной футболки.
Футболка была красного цвета.

0

22

- Эээээ,  сколько проблем! - Табаки снова обернулся в мальчишку и взьерошил свои вихры,  рассматривая новенького. - Да у тебя такая каша в голове. Кто это его, Ральф? - спохватившись,  Шакал снова щелкнул пальцами и Ральф пошатнулся,  принимаясь потирать вполне по-настоящему больное горло. Вот дела. Локи. Такого подопечного у него еще не было.
- Отец, кто же еще.
Да, Слепой поступил также. Уничтожил того,  кто был для него отцом и Богом. Потому что хотел быть единственным.
- Думаешь,  только так ты сможешь освободиться,  малыш?
Он сел рядом, подбирая с земли бумажный кораблик и вертя его в руках.
- Мне кажется,  что в тебе есть гораздо больше, чем привязанность к Нему,  чтобы растворяться, даже если ты это сделаешь. Неужели ты в себе ничего больше не знаешь?
Шакал-Табаки хихикнул.
-Да знает,  может не видит только. Это каким же умищем надо обладать, чтобы такую бучу завести. А только он не верит до конца,  что равен тем,  с кеми сражается. А зря. Он интересней того,  за кем идет тенью.
- А ты-то откуда знаешь? - буркнул Ральф.
- Ой,  чего я только не знаю. А без него будет скучно... Не ешь себя, а? - как-то совершенно по-свойски оьратился к Локи паренек.
Как странно. Ральф смотрел на Локи и невольно злился, отлично теперь и совсем по-другому смотря на его историю. Так знакомо. Ломать детские души - это любимое занятие богов всех мастей.
- Глотку бы перерезал. - Рыкнул в сторону Ральф обращаясь скорее ко всем таким недоотцам, недобогам,  что притягивают из прихоти таких вот и бросают на полпути,  потому что этим детишкам либо все либо ничего. Ральф предпочитал второе. Ему может и хотелось взять под крыло каждого обездоленного,  но он не мог посвятить всего себя кому-то одному, а потому заковался в черную одежду и помогал,  но прогматично, втихоря,  оставляя в лучшем случае чувство благодарности и осознание полезности Ральфа. Зато ни одну судьбу своим вниманием не сломал. И это казалось гораздо важнее,  чем собственные желания.

0

23

Зеленые глаза сначала сощурились, а потом разочарованно опустились.
Неужели он и правда ждал, что двое смертных - отщепенцы даже и этого убогого мира - действительно помог ему найти выход? Да и хотел ли он выхода? Может быть, в глубине души он давно понимал, что черное и белое, свет и темнота, лед и огонь никогда не сольются, а если хотя бы попробуют, что получится - пшик.
На катастрофу это пока не тянет.

Спрыгнув со стола, Локи подошел к ближайшей бутафорской фигуре йотуна и пнул ее. Без злобы, как часто поступают подростки, не зная, как выразить смущение и заполнить паузу в разговоре. Плеваться царскому сыну не пристало, курить он пока не научился, оставалось одно - разрушать.
От первого удара фальшивое воинство не пошатнулось, тогда подросток повторил его, еще и еще, с уже возрастающей силой. Для земного ребенка такое было немыслимо, но Локи, в конце концов, был асгардцем, пускай только наполовину, а силы, доставшейся ему от ледяных великанов, с избытком хватило бы и для них.
От третьего пинка гигантская фигура с глухим треском разломилась и рухнула, задевая стоящую за ним еще одну фальшивку, та - следующую, дальше - еще и еще. Не прошло и минуты - и подставной Нифльхейм вокруг наполнился грохотом, скрежетом, воем; куски подставных подданных рушились, как камнепад, водворяя вокруг первозданный хаос, пыль поднималась в воздух, мешала дышать...
Но странным образом ни один из обломков не задел ни самого наследного правителя, ни двоих его спутников.

Зато... их задел жесткий, прищуренный взгляд.
- Мните себя умниками?- внезапная ярость, недетская и не-человеческая ярость вдруг сотрясла хрупкое тело, как будто через него вновь проглянул кто-то еще, злее и жестче, знающий, помнящий только ему ведомую, страшную истину. Этот кто-то взъярился внутри мальчика, как если бы тот был лишь зеркалом, отражением, тонкой пленкой амальгамы на отгораживающем два мира защитном стекле. Казалось на сей раз наблюдающий гость позабыл о безопасности, а может быть, просто был зол на то, что его загадка так быстро сдалась. Голос подростка до странности изменился, стал похож на собачий лай, или взрослые, гортанные крики мучающегося от боли и безысходности.- Знаете, что я вам скажу? Вы - дурачье. А ты, Первый! ты сделал выбор. Думаешь, что правильный. Но ты ошибся.

Детское тело швырнуло, подбросило в воздух. Локи, глаза которого распахнулись, блестя от ужаса - закричал, заверещал, как обычно кричат в ужасе дети, меж тем как его продолжало швырять, словно какой-то злой дух забавлялся с ним, словно ребенок играл с грязным, не способным убежать из-за голодной слабости котенком. Синяя тень появилась над ним, начала стремительно материализоваться,- а потом, наскучив, брызнула к Ральфу, чтобы зависнуть, удариться о невидимую преграду в каком-то сантиметре, дюйме, пяди от его лица.
Локи, вопя, упал к его ногам. Ударился и остался недвижим.
Красные глаза йотуна сверкали, пока призрачные ладони порхали, то порываясь огладить темный лохмы Табаки, то вцепиться во взрослое горло.
- Ты. Сделал. Свой выбор. Все-отец.

0

24

- А он совсем не умеет играть, да? - Задумчиво протянул Табаки, вертя на руке браслеты и косясь на Ральфа.- Что делать будешь?
Ральфу все это казалось очень несмешной игрой. Да и вообще не игрой. Табаки смотрел на все это скучающе и покачал головой.
- Никогда не понимал серьезности этих богов. Схватись за мустанг, Ральф. Мне надоело.
- Да останови ты его уже, он же себя... - Ральф вцепился в коляску,  а Табаки хлопнул в ладоши и.. сознание Ральфа поплыло. Назад. Назад. Он возвращался во времени, выпрыгивал в Наружность,  говорил со Вторым, забирал ключи у директора... А Табаки холодной рукой потянулся к Локи и вцепился пальцами в его руку,  без труда пробив странное полотно.
- Это ты считаешь себя самым умным.
Время крутилось, вертелось, сбивая мысли с ног на голову,  заставляя троицу рухнуть в.. Где это они?
- Через полчаса ты попадешь в свою ловушку. Можешь остановить сам себя,  мешать никто не будет. - Табаки стал с омерзением чесаться - болезнь всех, кто долго уходил из Дома.
Ральф же устало осел на землю - его откровенно мутило. Черные глаза с сожалением смотрели на Локи.
- Я-то тот еще дурак, Локи. - он криво усмехнулся- Да и ты не лучше. Будешь все также гоняться за своими призраками?
Табаки ковырял рукой подлокотник Мустанга, вздыхая и словно оставляя Локи выбор- умотать подальше или остаться.
Ральфа разбивала какая-то омерзительная боль. Ему было больно и смешно одновременно, ведь он очень жалел,  что это существо не оказалось под их крышей гораздо раньше. Да разве могло такое быть?

0

25

Все эти слова, эти мудрые наставления - конечно же они были мудры, они ведь куда больше привыкли скакать, точно кузнечики, по своим мирам, ошметкам миров; отличное дело, если подумать - мальчик слышит точно сквозь сон, точнее - сквозь муть, вызванную нехилым ударом в голову. Пытаясь перебороть ее, он начинает барахтаться, чувствуя, как его тащит в какой-то водоворот, брыкает ногами, пока, наконец, не приходит в себя.
Чтобы сразу почти потерять зрение.

... Блеск и красоту Радужного моста, медленно выступающего из памяти, возникающего из немыслимых видений, из саг и книг, невозможно было представить. Сотни мелькающих искр, миллионы сполохов, твердь - и одновременно сияние всех звезд под ногами, как если бы Млечный путь собрали вместе и просыпали бриллиантовыми зернами перед тобой. От этого можно было ослепнуть - и, как говорили, немногие смертные, кому довелось подняться при жизни в чертоги Вальхаллы, теряли рассудок, пораженные великолепием этого места.
Но Локи не до того. Сейчас больше, чем красота, больше чем черный, унизанный звездами небосклон, больше, чем бескрайний океан, вырастающий из него, его занимал Химинбьерг - чертоги Стража. Обычно суровые - как-никак первая и последняя преграда на границе Асгарда - сейчас он, казалось, трещал по всем швам и готов был вот-вот взорваться от переполнявшего его... света? Да, света, во всяком случае именно так сейчас выглядели бьющие из круглого окна в куполе дома лучи, уносившиеся в бесконечную пустоту, и там, где-то далеко, чувствовалось, искавшие и находившие некую страшную тень.
Босые ноги мальчика - ботинки растворились то ли оставшись в директорском кабинете, то ли похищены были, как дань, синим призраком из кошмара - задрожали и подкосились.
- Он... он сейчас ТАМ. Он разрушает Йотунхейм!

Язык едва успел вымолвить эти слова - как мимо них пронеслось... нечто. Алая комета, порыв ветра, несущего красный плащ. Только в ворот Химинбьерга это движение остановилось, и вихрь обернулся высоким мужчиной с копной взлохмаченных белокурых волос.
Мгновенье помедлив, он взял наперевес серебряный молот и вошел внутрь дома.

Подросток вцепился в ладонь воспитателя.
- Я не пойду туда. Не пойду!

0

26

Ральф наконец рассмотрел где он находится и прикрыл глаза,  подхватывая мальчика,  прижимая к себе и слепо пытаясь рассмотреть огненную молнию. Вот как тебе помочь? Голова кружилась, Р 1 не хотел отпускать Локи,  а Табаки откинулся на Мустанге и присвистнул.
- Вот это красота, а! Эй,  эй, ледяной! - полубезумный взгляд цыганенка впился в Локи. - Ты что, не хочешь вырваться? Дай-ка я тебе растолкую. Вас сейчас двое. Один из прошлого, другой - ты. Поменяй картинку,  смени круг, и не будет тебе никакого заточения. Не будет ни меня ни Ральфа в твоей судьбе. Можно сказать,  убьешь одного Первого, останется только Один. Нуууу,  чего, не хочешь?!
- Цыц! - Рыкнул Ральф, утихомирив бушевавшего Табаки и приобнимая мальчишку. Помедлив,  он взьерошил ему волосы и хмыкнул.
-Хочешь,  поможем тебе. Ты только определись.
Безумие какое-то. Где он вообще? Радужный мост, точно из сказаний. А правильно ли вообще, что он здесь? Табаки веселится, потирая руки, он, похоже, сто лет такого веселья не чувствовал. Да и чем он может помочь Локи. Форменное безумие. А тот, в плаще и с молотом, похож на Тора.. После таких приключений на Изнанку он точно не будет прыгать по желанию. Никогда, что б все.
- Почему он так сияет.. -тихо пробормотал Ральф, теряясь в догадках, ведь то, что здесь происходило, он не знал. Шакал хитро скалился, покачиваясь в Мустанге и подсказывать явно не хотел,  только ждал, чем все закончится. А Ральф старался не оглядываться - окружающее пространство слепило его и постоянно хотелось закрыть глаза.

0

27

Подросток поднял лицо. Его глаза, полные слез, черные волосы, встрепанные то ли ветром, то ли сгустками бушующих энергий, заострившееся лицо - все это сбрасывало его с пьедестала недоступного божества, превращало в обычного подростка, тонкого, угловатого, босиком стоящего на ледяном мосту, по которому проносились колючие искры. Он испытывал страх, отчаяние, боль - и даже не пытался, не хотел это скрывать.
Еще не научился, наверное.

Этот взгляд был долгим, словно прощальное объятие.
- Я пойду.

Он не отпустил руку Ральфа, но молча потянул его за собой, словно не сомневаясь, что тот, как слепой - за поводырем, пойдет за маленьким божеством, доверчиво липнущим ладошкой к нему - человеку, кого взрослый Локи, наследник трона, хранитель южного моста, всегда ненавидел и презирал.
Он старательно избегал взгляда Табаки, словно тот мог разрушить... что? То ли его решимость, то ли какой-то заранее составленный план. Может быть, колясочник догадался о чем-то? Может быть, ждет чего-то?
Осторожно, словно боясь быть услышанным, словно боясь, что великий Радужный мост не выдержит надругательства - едва ли на нем так свободно раскатывали земные инвалиды и его звездную твердь топтали армейские ботинки - сбросив с себя... путешественников? беглецов? Локи сделал два шага, и каждый из них давался ему все трудней и трудней, словно Русалочке из знаменитой сказки. Разноцветная твердь вибрировала все сильнее, искры мелькали все чаще, так что скоро невозможно уже было различить ступни и ноги до колен; искры кололись, впивались, грызли его стопы, как маленькие мышки.
И в этот момент ударил гром.

Биврёст и чертоги Хранителя вздрогнули, свет, бушевавший и вырывавшийся теперь из окон, двери, изо всех щелей, вспыхнул и померк, ослепив путешественников - а затем последовал еще удар... и еще один. Словно невидимый кузнец или вполне знаемый воин били молотом по наковальне; твердь моста начала трещать, луч, вырывавшийся из Химинбьерга, начал описывать дуги, расфокусировался, меча в стороны белые стрелы.
Локи закричал. Уже не от страха - ему было больно. Просто по-человечески больно. Дико больно. Как будто бы разрушение мира, производимое скрытым от глаз его двойником, убивало и рвало что-то внутри.
И еще обжигало ноги.

... Последний взрыв был такой силы, что противников вышвырнуло из Чертога. И тут Локи не выдержал: с криком сорвавшись с места, он что было силы помчался туда, где, повинуясь чарам, росла и множилась армия двойников.
Он что-то кричал.

Сверкнуло несколько дюжин копий, Тор выбросил вверх свой молот - и новая волна, отшвырнув Трикстера от его жертвы, отбросила также и Локи назад, заставив кубарем покатиться по мосту.
Мелькнули босые ноги - и он упал в темноту, нелепо взмахнув руками.

0

28

Ральф крепче сжал ручку Локи и пошел за ним, даже не думая о том,  чтобы отпустить мальчишку. Он задыхался от происхрдящего и практически ослеп,  а затем... Удары, мальчишка, что летит кубарем, Ральф рванулся за ним.
- Нет-нет-нет, даже не думай!
В глазах Ральфа впервые полыхнул неприкрытый,  бешеный гнев.
-Ой-ой... - Табаки щелкнул пальцами и перемотал себя на время вперед,  очутившись с этой ордой клонов и фыркнув. - А я предупреждал не портить воспитателя. Предупреждал же?
Ральф мертвой хваткой вцепился в мальчишку,  практически слетев с моста, зацепившись ногой за какой- то провод от коляски Табаки и раскачиваясь над бездной. Мне б еще сил нечеловеческих,  чтобы вылезти. Но мысли путались,  их застилали гнев и ярость.
-Предупреждал же? Ну!
Какого черта эти долбанные боги играются с болью, переживая то же, что и обычный человек, но во вселенских масштабах. Ральф снова седел, глаза его желтели, он ненавидел все это безумие. Что за бред?? У выпуска и его крови был смысл, здесь и сейчас он его не видел и только мертвой хваткой прижимал к себе паренька,  шепнув.
- Вылезай давай. Держись за Табаки.
Безумно желтый цвет невидяще смотрел в бездну, Ральф не осозновал, над чем сейчас мотается.
-Шевелись! Все хорошо.
Зачем все это?  Вместо мыслей - каша. Зачем он вообще в это влез. Ты маэстро портить свою судьбу. Да пошел ты, Локи,  через труп не отпущу. В гробу я видал,  что тебе отец не додал. Я НЕ ОН. Он не всеотец. Не бог. Даже в своем мире не бог. И если это его подопечный то больше просто некому. Это Ральф знал точно.

0

29

Просить дважды было не нужно: цепляясь руками и ногами, Локи со всей ловкостью, какая ему была отпущена, вскарабкался обратно на мост. Удивительно, но все это время он ни ни мгновенье не отпустил рукава Ральфовой куртки. Так и вылезал, прижимая ее к искрящейся плоти моста, так и потянул на себе, едва утвердив свой тощенький зад среди мерцающих звезд. Потянул на себя - и вдруг обмер, как будто снова чужие глаза смотрели через него, отключив силу, и волю, превратив живое пока существо в подобие куклы на веревочке, суррогата, медиума, который, когда им овладел бог, не принадлежит больше себе.
Глядя на воспитателя застывшими полупрозрачными глазами, он проговорил:
- Скажи ему... Скажи ему все.
В ответ со с трудом размыкавшихся губ полилось какое-то бормотание, как будто он говорил с кем-то внутри, а, может, и спорил с самим собой. И потом еще раз, еще более четко.
- Скажи Ему.

Маленькая рука крепко сжала запястье чуть выше перчатки. Наклонив голову, Локи смотрел и не видел, а во взгляде его отражалось запрокинутое, искаженное, совершенно другое лицо. За спиной у него грохотала буря, сверкали молнии, крошился в сиянии Радужный мост - а мальчик так и стоял, замерев, и на его лице мелькали, сменяя друг друга, чужие, незнакомые выражения. На его босых ногах вздулись ожоги, из глаз текли слезы - но пошевелиться он не мог.
И только тихонько попросил, обращаясь то ли к кому-то свыше, то ли к Табаки, сейчас бывшему чем-то вроде deus ex machina в их маленьком трагикомическом спектакле.
- Забери. Нас. Отсюда.

0

30

- Ну ладно. - Табаки пожал плечами, несколько разочаровано глядя на то как эти двое выбираются и хлопнул  ладоши, возвращая время на свое  место, выдергивая Ральфа, что едва пришел в себя назад, унося мальчишку прочь, вперед по минутам, дальше, дальше, в сторону Дома.  Ральф очнулся  от того, что  на его руку наезжала  шина. Шакал  весьма задумчиво тыкал в него палкой.
- Эй, Ральф. Ты живой тут. Чего это ты заперся? Я уже Стервятника  позвал  замок вскрывать.
- Оооооооох.
Какое-то время ему было ни до чего.
Вернувшись к мирскому, Ральф понял, что как и любой человек, он способен страдать. Особенно способен страдать его вестибулярный аппарат и воспитатель, оттолкнув Табаки, сделал титанический бросок под стол директора, наглейшим образом принимаясь портить чью-то мусорку.
-Всех. Вас. Перебью. Игроки, блин... - Мрачно доносилось из-под стола.
-Да лааадно тебе. Эй, ледяной принц, ты жив? Не укачало? - Табаки хихикнул.- Смотри, Стервятник, он обещал тебя съесть. Я слыыышал.
Высокий молодой человек, опиравшийся на косяк вертел в руках отмычки и смотрел поверх темных очков на Табаки. На секунду  он оскалился и действительно стал похож на хищную птицу.
- Ты и Стервятника притащил! - раздался откровенный вой из-под стола. - Убери его, бога ради.
- Слепого тоже убрать? А логов? - Вежливо поинтересовался Стервятник, не переступая порог и подцепливая  мустанг Шакала тростью. - Но мы так волновались, что с вами что-то случилось. И не хотели, чтобы вас с новеньким забрали пауки. Вот и устроили почетный караул к возвращению, даже песню сочинили. Спеть?
- ВОН, ЧЕРТИ! - Под столом  громыхал вулкан имени Ральфа.
Он дома. Слава богу. Этот кошмар закончился. И на самом деле Р 1 был бесконечно благодарен чудачествам. И ещё больше Стервятнику, что тихонько  пнул здоровой ногой одного из бандерлогов, утянул тростью Шакала и кивнул Слепому. Дверь снова захлопнулась. Выползая из под стола, Ральф достал салфетки и принялся вытираться. А волновались, звереныши..
- Поздравляю, сегодня ты превратишься благодаря слухам в маньяка-убийцу воспитателей с таким-то количеством свидетелей. - Р 1  подполз к пареньку и оглядел его ноги, потом свои. Его сапоги спасли больше, только поплавились, сволочи.  Часть ткани обгорела, вторая перчатка осталась где-то там.
- Прямо мой день. Удивительно, что не распрощался с ещё какой-нибудь частью тела. - Он хрипло рассмеялся. Забавно, что он не смотрел на себя в зеркало- среди черных волос теперь  очень отчетливо проступали седые пряди, даже здесь, в реальности.
- А теперь к серьезному..  Ноги показывай.
Изнанка-изнанкой, но он не удивился бы, если бы ожоги остались и здесь.
Ральф чувствовал себя разбитым. Перемолотым через мясорубку всего. Людям все же не стоит ходить в такие путешествия.
- И как мне понимать твои выходки?  - Без обиды, но устало спросил Ральф, притягивая к себе аптечку. - Люди, знаешь ли, существа хрупкие, за тобой ещё раз прыгнуть - поломаюсь.

0


Вы здесь » Crimson peak » The house that » For the world's more full of weeping than you can understand


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно